|
А. Гончаров
ГРУШЕНЬКА МОНРО
Памяти ММ
Доктор Эйбрамс, главный врач фешенебельной психиатрической клиники "Вязы",
пристально посмотрел на меня:
- Теперь, надеюсь, вам понятна высокая степень секретности этого вопроса,
доктор Романов.
- Не совсем, - я осмелился возразить, - прошло столько лет… Да и кому сегодня
может быть интересна эта история.
Я, конечно, слукавил. Доктор Эйбрамс внимательно посмотрел на меня.
- Пресса, - поднял палец главный врач и отошел к окну. В кабинете сразу стало
как-то темно и неуютно – его мощная фигура полностью закрыла свет.
- Пресса это стервятники, которым нужна любая падаль, в какой бы степени
разложения она не находилась. А история слабоумной дочери актриски Мэрилин и
коммуниста Миллера как раз из этой категории. Для продажных писак.
Мне не понравилось, как Эйбрамс назвал Монро – "актриска". Я был другого
мнения, но предпочел промолчать. В конце концов, мне предоставлялся уникальный
шанс и ради этой возможности возражать ярому республиканцу я не стал.
- Итак, - доктор Эйбрамс вернулся к столу, надел массивные очки и посмотрел на
часы, - коллега, через пять минут вас отвезут к ней. Она находится у нас на
особом положении, поэтому специально для нее был выстроен отдельный дом. Вы
поедете с мисс Блейд, это опытная медсестра, приставленная к Пауле. Кстати, саму
себя Паула просит называть не иначе как Грушенька.
Доктор Эйбрамс, видимо, ожидал от меня какой-то реакции, так как странно
смотрел на меня. Он пояснил:
- Это из Достоевского.
- Она читает Достоевского?
- Ну, она много чего читает, - усмехнулся психиатр, - но и Достоевский у нее
на "золотой полке".
Через пять минут меня познакомили с мисс Блейд, пожилой особой, которую легко
можно было принять за Барбару Буш, если бы не холодные рачьи глаза. Пока мы
ехали на машине по огромной территории клиники, я вспоминал все, что знал о
Мэрилин Монро и только что узнал о ее дочери.
5 февраля 1961 года Мэрилин Монро, находящуюся в тяжелой депрессии после
развода с Артуром Миллером, положили на лечение в нью-йоркскую психиатрическую
клинику "Пэйн-Уитни". Гинекологическое обследование показало, что актриса
находится на втором месяце беременности. В ультимативной форме ей было
предложено сделать аборт. Одним из основных аргументов служил факт помещения
Мэрилин в отделение для особо опасных психических больных, где она уже, по
словам наблюдающих ее врачей, проявила буйный характер. Сохранилась записка
Мэрилин к Ли и Пауле Страсбергам: "Моя комната похожа на камеру. Дверь в ванную
заперли, а ключа дать не хотели, поэтому я выбила небольшое окно в этой двери.
Но, кроме этого, ничего плохого я не сделала". Актриса от аборта категорически
отказалась. Колебания врачей можно объяснить тем, что перед ними была необычная
пациентка. После настойчивых просьб Мэрилин о встрече с руководством клиники, к
ней соизволил прийти главный администратор. "Он мне сказал, - это уже из другой
записки Мэрилин, - что я очень-очень больная девушка и что я очень больна уже
много лет. И что я должна понять, что ребенок, который родится от меня, будет
также очень-очень болен".
Если бы через несколько дней, 10 февраля, бывший супруг Мэрилин, Джо Ди
Маджио, не вызволил ее из этой страшной клиники, Паула Монро так и не появилась
бы на свет 25 сентября 1961 года.
Наконец, мы подъехали к большому дому, спрятанному среди буйной
растительности. Дом был в испанском стиле – крыша покрыта красной черепицей,
стены декорированы белым алебастром под мрамор, окна сводчатые, с переплетами. К
дому вела извилистая дорожка из красного гравия. Когда мы с мисс Блейд уже
подходили к дому, я услышал странную тягучую мелодию. Кто-то, усиленно
педалируя, медленно перебирал клавиши. Музыка шла из открытого окна. Я спросил
мисс Блейд, что это за мелодия. Она ответила, что Паула любит музицировать и,
хотя не имеет музыкальных способностей, эту мелодию сочинила сама. Потом мисс
Блейд поднесла палец к губам, намекая на молчание, и негромко позвала:
- Грушенька.
Музыка прекратилась, а потом возобновилась. На этот раз играли уже громче. Я
еще раз обратил внимание на своеобразие мелодии. Она чем-то напоминала заунывное
пение азиатских кочевников. Странно было слышать такую музыку под палящим
августовским солнцем среди вечнозеленой калифорнийской флоры.
- Грушенька! – еще раз позвала мисс Блейд.
Наш приезд радости Грушеньке не принес – внезапно по клавишам стали бить
вразнобой, потом стукнула крышка.
- Что тебе надо, Бренда, - раздался низкий голос, и в окне показалась женщина
в белом платье со стразами. В левой руке дымилась сигарета.
Как вам описать дочь Мэрилин Монро? Боюсь, вы будете сильно разочарованы,
узнав, что Грушенька Монро являла собой точную копию своего отца – Артура
Миллера.
Высокая женщина сорока лет, худая и нескладная, с плоской грудью и коротко
стрижеными пепельными волосами, открывающими широкий лоб интеллектуала. Тонкие
губы, изогнутые в язвительной улыбке, на большом носу круглые очки.
Единственное, что хоть чем-то могло напомнить ее знаменитую мать – родинка над
верхней губой слева и нежная, аристократически бледная чистая кожа. Признаюсь
честно, я был сильно разочарован. Видимо, я не смог скрыть своего впечатления,
так как Грушенька обратилась ко мне:
- Что, ожидали здесь увидеть грудастую копию ММ?
Она стряхнула пепел и затянулась.
- Грушенька, - мисс Блейд извиняюще посмотрела на меня, - это доктор Романов.
Он из России.
- О-о, - она снова стряхнула пепел, - в самом деле? Оттуда?
- Грушенька, - мисс Блейд была сама нежность, - давай мы пригласим доктора
Романова в дом. Вы сядете и поговорите обо всем.
Изнутри дом поразил меня своим уютом и сдержанной роскошью. Глядя на убранство
дома, никогда нельзя было подумать, что это, по большому счету, своеобразная
VIP-палата. Присмотревшись внимательнее, я обнаружил вмонтированные в стены
видеокамеры, с помощью которых велось ненавязчивое наблюдение. Посередине холла
стоял белый рояль.
"Однажды в дом привезли рояль, - вспомнил я неоконченные воспоминания Мэрилин
Монро, - совсем расстроенный. Мать купила его у старьевщика. Для меня. Чтобы я
брала уроки музыки. Рояль был знаменитый, раньше он принадлежал Фредерику Марчу,
кинозвезде".
- Простите, - я подошел к инструменту, - это рояль Фредерика Марча?
- Да, - с гордостью подтвердила Грушенька, - откуда вы знаете?
- Я читал воспоминания вашей матери.
- Так вы неслучайный визитёр, - заключила Грушенька и раздавила в пепельнице
сигарету, - хотите виски?
Я взглянул на медсестру, но мисс Блейд успокаивающе кивнула головой.
- Да, спасибо.
Грушенька отошла, а я стал внимательно наблюдать за ней, пытаясь понять, где
же спряталось ее безумие.
"Все-таки я вышла в холл. Мама была на ногах. Она плакала и смеялась. Ее
увезли в психбольницу в Норфолк. Это название было мне знакомо. В моих ушах
стоял ужасный мамин крик, а в глазах стояла страшная картина – как ее тащат вон
из дома, который она построила для меня. Я чувствовала себя одинокой и хотела
умереть. А потом понемногу исчезла вся мебель. И рояль тоже. А меня забрали из
нового белого домика в приют, одели в синее платье и туфли на толстых подметках.
Когда я начала работать фотомоделью и у меня появились кое-какие деньги, я
принялась разыскивать рояль Фредерика Марча. Через год я нашла его на аукционной
распродаже и купила. Теперь он стоит в моем доме в Голливуде. Его заново
выкрасили, заменили в нем струны, и он зазвучал волшебно, как любой другой рояль
в мире" - это снова Мэрилин Монро.
Грушенька подошла ко мне и протянула бокал с виски и льдом. Предложила сесть
на диван. Сама устроилась в большом кресле напротив. Мы молчали. Мисс Блейд
сидела в другом кресле, смотрела на нас своими большими навыкате глазами и была
подобна живой видеокамере. Грушенька сделала два глотка и сказала, обращаясь ко
мне:
- Ну что, хотите знать, как я сошла с ума?
- Грушенька, - встрепенулась мисс Блейд, - доктор Романов приехал к тебе в
гости не для этого. Он приехал к тебе с частным визитом.
- Вранье, - отрезала Грушенька и взяла из пачки сигарету. Курила она
крепчайшие французские "Голуаз".
Я начал симпатизировать этой малопривлекательной с грубым голосом умной
женщине.
- Вранье, – повторила Грушенька и затянулась дымом, - мне помогли сойти с ума.
Так же как пытались помочь моей матери уйти на тот свет.
Я заметил, что мисс Блейд бросила короткий взгляд на стену с вмонтированной
камерой и понял, что ситуация меняется. Я не мог себе представить, что могло
последовать дальше.
- Грушенька, - молвил я, - у вас красивое имя. Вы его выбрали сами?
- Нет, - она улыбнулась, - это имя выбрала мама.
- Простите, но по документам вас зовут Паула в честь ее преподавателя
актерского мастерства Паулы Страсберг.
- Это они выбрали.
"Они" было сказано с омерзением. Понятно, кого Грушенька именовала "Они".
- А мама называет меня "Грушенька".
- Называет? - переспросил я.
- Грушенька, - пропела мисс Блейд, - ты вводишь в заблуждение доктора.
И мисс Блейд приветливо кивнула мне.
- Бренда, - сквозь зубы промычала Грушенька, - ты как всегда права.
Я допил виски и подумал, что если задержусь здесь еще на один час, клиника
доктора Эйбрамса пополнится еще одним пациентом – из России. Никаким доктором
никаких медицинских наук я не был – документы были фальшивые. Я являюсь одним из
самых известных папарацци в мире. Настоящего моего имени и моего лица никто не
знает. Известен я под именем Снапораз, и это имя я выбрал себе сам. Снапоразом
был назван вездесущий и любопытный герой Мастроянни из "Города женщин" Феллини.
Единственным моим оружием папарацци была контактная линза на левом глазу. Она
обошлась мне в невероятную сумму – но, как говорят, "Париж стоит мессы". Эта
линза, в точности повторявшая мой родной зрачок с радужкой, представляла собой
чудо шпионской техники, которое находилось на вооружении только российской
разведки. Зрачок считывал поступающую в него информацию и по каналам спутниковой
связи передавал на компьютер, который мог находиться где угодно.
- Так вы уверены, что именно мама вас так называла, - я начал играть роль
психиатра, мало понимая, как ее надо играть. Кроме того, мне сильно мешала мисс
Блейд, но я понимал, что от нее не избавиться.
- Черт подери, - Грушенька возмущенно посмотрела на меня, - вы за кого меня
принимаете – за самозванку?
- Грушенька, - мисс Блейд была слащава до рвоты, - так нельзя разговаривать с
гостем.
- Бренда, уймись, - спокойно сказала Грушенька и обратилась ко мне, - не
обращайте внимания на Бренду, она мне завидует.
Мисс Блейд покрылась красными пятнами и опять посмотрела на стену. Было
интересно наблюдать за ними – мисс Блейд была старше Грушеньки лет на пятнадцать
и играть пыталась соответственно. Грушенька правила игры нарушала.
- Я знаю, о чем вы думаете, - Грушенька поставила стакан с виски на журнальный
столик и наклонилась ко мне, задирая до локтя правый рукав платья, - видите, в
такую жару я ношу платье с рукавами, а все из-за них.
На запястье был вытатуирован номер и виднелся красный вертикальный шрамик.
- Смотрите, я узница номер А637685629 тюрьмы имени Эйбрамса, - невесело
усмехнулась она, - буква "А" означает особо опасных пациентов. А вот этот шрам
скрывает зашитый в кожу электронный чип. Вот теперь скажите, куда я, взрослая
нормальная сорокалетняя женщина, могу отсюда убежать? Они даже знают, каков мой
пульс в туалете. Они, наверное, и мысли читают. Нет, мысли они не читают. Еще не
читают.
Мисс Блейд помассировала закрытые глаза, словно у нее подскочило
внутричерепное давление. Я понял, что это условный сигнал. Благодаря множеству
камер ее увидят везде. Видимо, в этой клинике что-то делают с людьми, пусть и
VIP. Грушенька действительно была пациентом "А" - она, не таясь, пыталась меня
предупредить о некоторых вещах. У меня мелькнула мысль - выпустят ли меня после
этих откровений.
- Грушенька, - я выдерживал паузы, думая, что так говорят психиатры с трудными
больными, - это обычные правила любой хорошей клиники. Правила клиники доктора
Эйбрамса, насколько мне известно, одни из самых либеральных правил.
Мисс Блейд стала разглаживать на коленях юбку.
- И вы такой же, - Грушенька отстранилась от меня и погрузилась глубже в
кресло, - приехали с экскурсией. Посмотреть на диво дивное – дочь ММ.
- У вас прекрасные условия проживания.
- Да уж, - кивнула головой Грушенька, - а я больше нигде и не жила. Сколько
себя помню, все здесь да здесь.
- Грушенька, - мисс Блейд улыбнулась ей, - ты забыла, как мы ездили в
Диснейленд.
- Ах, да, - спохватилась Грушенька, - спасибо тебе большое, Бренда. Ты забыла
еще про Бульвар Сансет.
Ирония сквозила в ее голосе.
- Хотите, - она посмотрела на меня и поставила стакан с виски на журнальный
столик, - я фокус покажу.
- Грушенька, пожалуйста, никаких фокусов, - встревожилась ее надзирательница.
Грушенька не ответила, схватила себя за волосы и стянула их. Под париком
оказался голый череп. Я не сдержал крика. Кожа на голове была багрового цвета и
покрыта черными волдырями. Казалось, будто недавно она горела.
- Вот, - закричала Грушенька, - что они со мной вытворяют! Вы думаете, это
химиотерапия? Как бы не так!
- Простите, доктор, - и мисс Блейд с неожиданной для ее возраста прытью
подскочила к Грушеньке и припечатала к ее шее пневматический шприц.
- Я… Я не хочу.., – пробормотала Грушенька, но не успела закончить - глаза ее
закрылись, и она погрузилась в сон.
- Что это? – я был потрясен и смотрел на мисс Блейд.
- Мне очень жаль, - покачала она головой, пряча глаза и отворачиваясь к окну.
Мы услышали скрип тормозов, громкий хруст гравия – кто-то бежал к дому. Через
минуту в холл ворвались санитары, вслед за ними неторопливо вошел доктор
Эйбрамс.
- Ну что, коллега, - он подошел ко мне, и надо мной снова нависла его мощная
фигура, - возникли вопросы?
Я молчал. Доктор Эйбрамс пригласил за собой. Мы пошли за санитарами, которые
уносили Грушеньку в глубь дома.
Спальня ее отличалась не меньшей роскошью, чем холл, но уже более походила на
больничную палату. Возле постели стояла медицинская аппаратура, предназначения
которой я не знал. На прикроватной тумбочке стояла фотография Мэрилин Монро с
гавайской гитарой в руках – я узнал кадр из фильма "Некоторые любят погорячее",
и лежала книга Федора Достоевского "Братья Карамазовы".
Санитары уложили Грушеньку на постель и вышли. Мисс Блейд принялась за работу
– она раздела ее и стала прикреплять к телу какие-то датчики, идущие от
аппаратуры.
Доктор Эйбрамс молчал и наблюдал за мной. Потом, сунув руки в карманы брюк,
вздохнул:
- Вы ей поверили, доктор Романов?
- Что у нее с головой?
- Обычный рецидив – она подожгла свои волосы. Мы едва успели, а то бы она
сгорела вся.
- Вы называете это обычным рецидивом?
- В ее случае – да. Вам, конечно, трудно поверить, но это так. И, кстати,
никакого чипа нет. Этот шрам одна из попыток суицида.
Кровь бросилась мне в лицо – меня возмутил спокойный тон главного врача. Мы
по-прежнему стояли возле кровати и смотрели на спящую Грушеньку.
- А как вы объясните номер? Это мне кое-что напомнило.
- Право, успокойтесь, доктор Романов. Это тоже из арсенала ее фокусов,
рассчитанных на гостей.
Доктор Эйбрамс, улыбаясь, посмотрел на меня:
- Не верите? Думаете, что перед вами новый доктор Менгеле, а?
Я молчал. Доктор Эйбрамс подошел к Грушеньке, взял ее руку, сплюнул на
татуировку и, взяв бумажную салфетку, стер номер.
- Доктор Романов, неужели вы не сталкивались в своей практике с этим? -
спросил он меня, но смотрел почему-то на мисс Блейд. Она кисло улыбалась.
Я понял, что нахожусь на волоске от разоблачения. В принципе, свою работу я
уже сделал – благодаря спутниковой связи вся моя добыча должна была уже
находиться в компьютере.
- Представьте себе, доктор Эйбрамс, не встречался. У меня были другие случаи.
В комнату снова вошли санитары, закрыли дверь и стали смотреть на меня.
- Доктор Романов, - продолжил психиатр, - пока вы приятно проводили время, я
все же решил позвонить доктору Хашимото. Наблюдая за вами, я почувствовал
подвох. Как же вы мне объясните, что доктор Хашимото вас не знает и, тем более,
никому не давал рекомендательного письма ко мне?
- У доктора Хашимото, видимо, недержание памяти, - решил я сострить.
- Обыщите его, - приказал доктор санитарам.
Меня спасло то, что эти тупицы ничего не знали о последнем козыре российской
разведки и даже не могли предположить, что я так экипирован. Доктор Эйбрамс был
в сильном недоумении и, конечно, не поверил моей наспех придуманной легенде. В
ней я представил себя как отчаянного фанатика Мэрилин Монро, готового на все,
чтобы увидеть святая святых – похороненную заживо дочь ММ. Он не поверил, но и
улик против меня у него не было. Чтобы полностью сбить его с толку, я зачитывал
наизусть целые куски из переписки Мэрилин Монро с друзьями. И вдруг, когда я
произносил строку из письма Артура Миллера к Мэрилин: "Душа моя, нельзя глотать
снотворное после виски…", я замолчал – и похолодел от страшной догадки.
К сожалению, догадка так и осталась догадкой и мне нечем подтвердить свою
удивительную историю. Когда после неприятного прощания с клиникой "Вязы" я
подъехал к дому, где снял и оборудовал для спутниковой связи меблированную
квартиру – увидел дымящиеся развалины. Как сообщил патрульный полицейский,
произошла утечка газа.
Но я никогда не забуду - я подхожу к белому роялю Фредерика Марча. На его
крышке стоит бутылка виски и пустой бокал. На ободке бокала жирные следы красной
помады. Рядом лежит полупустая упаковка с капсулами нембутала.
"Душа моя, нельзя глотать снотворное после виски… Мэрилин, ты убиваешь себя,
а я не знаю, как тебе помочь"…
Грушенька Монро губы не красила.
2002 г.